Менее известны случаи вытеснения местных языков в результате заселения не имеющими письменности земледельцами земель охотников-собирателей, информацию о чем могут дать лингвистические и археологические изыскания, а не свидетельства летописцев. Установлено, что расширение ареала земледельцев банту и жителей тихоокеанских островов привело к исчезновению языков охотников-собирателей субэкваториальной Африки и островов юго-восточной Азии соответственно. Имели место и такие “лингвистические катки”, когда одни охотники-собиратели покоряли других благодаря технологическим усовершенствованиям; так, например, 1,000 лет назад инуиты, располагавшие собачьими упряжками и каяками, расселились по всей канадской Арктике.
Следствием нескольких типов исторической экспансии является то, что регионы, в которых не было труднопреодолимых географических барьеров, снова и снова оказывались местом действия “лингвистических катков”. Непосредственным результатом этого явилось очень низкое разнообразие языков в данной местности, потому что язык завоевателей сметал все остальные. С другой стороны, со временем язык завоевателей дифференцировался на местные диалекты, а затем превращался в отдельные языки, пусть все они и оставались родственными. Раннюю стадию такого процесса иллюстрирует история инуитов за последнюю 1,000 лет: все восточные инуитские народности от Аляски до Гренландии говорят на все еще взаимно понятных диалектах единого языка. Последствия экспансии Рима и племен банту, имевших место 1,000 лет назад, привели к развитию следующей стадии: различные языки романской группы (французский, испанский, румынский) хоть и родственны, но уже взаимно непонятны представителям этих народов; то же самое верно для сотен тесно связанных языков группы банту. На еще более поздней стадии разделения находятся языки, возникшие в результате освоения жителями островов Тихого океана островов юго-восточной Азии примерно 6,000 назад: теперь там существует тысяча языков, разделяющихся на восемь ветвей, но все еще достаточно сходных, чтобы не возникало сомнения в их родстве.
Контраст с этими легко захватываемыми территориями, которые Джоанна Николс именует “зонами распространения языка” (language spread zones), составляют те, которые она называет “остаточными зонами” (residual zones), или “убежищами” (refugia): горные или другие труднодоступные регионы, которые армиям государств или другим захватчикам трудно подчинить и где языки выживают и дифференцируются на протяжении долгого времени. Следовательно, в таких местах сохраняются уникальные языковые группы. Известные примеры таких территорий — Кавказские горы, где сосуществуют три уникальные языковые семьи плюс еще три, лишь недавно вытесненные государственным языком; Северная Австралия, представляющая собой ареал распространения 26 из 27 языковых семей аборигенов, индейская часть Калифорнии с 80 языками, которые, согласно различным классификациям, относятся к различному числу языковых семей — от шести до 22, и, конечно, Новая Гвинея с ее тысячью языков, принадлежащих к десяткам семей.
Таким образом, мы выявили еще несколько причин того, что Новая Гвинея лидирует в мире по числу языков и языковых семей. В дополнение к упомянутым выше экологическим факторам — малой сезонной изменчивости климата, оседлости населения, продуктивной среде обитания, обеспечивающей высокую плотность населения, большому экологическому разнообразию, позволяющему сосуществовать популяциям с разными стратегиями добывания пищи — мы теперь обнаружили и социально-экономические и исторические факторы. К ним относится тот факт, что новогвинейцы никогда не создавали государства, так что не был построен и “лингвистический каток”, который смог бы нивелировать разнообразие языков. Кроме того, из-за того, что остров Новая Гвинея разделен рельефом на множество чрезвычайно автономных и взаимно труднодоступных районов, “лингвистический каток”, даже если бы он и появился в ходе распространения земледелия на Нагорье (ассоциирующегося с так называемым транс-новогвинейским наречием), он все равно не смог бы уничтожить десятки языков более древнего типа.
Выше приведены причины того, почему современный мир унаследовал 7000 языков от мира позавчерашнего и почему в языковые общины охотников-собирателей и земледельцев, не имеющих государственной организации, входило меньше носителей одного и того же языка, чем в современные общества. Как насчет билингвизма (двуязычия) и мультилингвизма (многоязычия)? Насколько распространен в традиционных сообществах билингвизм по сравнению с современными государствами — больше, меньше или в той же степени?
Различие между билингвизмом (или мультилингвизмом) и монолингвизмом представляется даже более произвольным, чем между языком и диалектом, и провести его труднее.
Сочтете ли вы себя билингвой только в том случае, если можете бегло разговаривать на еще одном языке кроме родного? Следует ли учитывать языки, на которых вы говорите неуверенно? Как насчет языков, на которых вы читаете, но говорить не можете, — например, латыни или классическом греческом (речь о тех из нас, кто изучал эти языки в школе)? И как оценивать язык, на котором вы сами говорить не можете, но который понимаете, когда говорят другие? Родившиеся в Америке дети иммигрантов часто понимают язык родителей, но уже не могут говорить на нем, а новогвинейцы отличают наречия, на которых могут говорить и которые понимают, от тех, которые они лишь “слышат”, но на которых не говорят. Отчасти потому, что не существует согласия по поводу определения двуязычия, отсутствуют и сравнительные данные о его распространенности в мире.